Моя работа в ФКЦБ была посвящена установлению доверия на финансовом рынке

РЦБ: С чего лично для Вас начался фондовый рынок? Когда это произошло?

И. К.Для меня фондовый рынок начался задолго до того, как в нашей стране произошли политические изменения. Работая в Институте мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, я активно взаимодействовал с организациями Великобритании, а именно с одним из крупнейших в то время инвестиционных банков «Клейнворд — Бенсон», а также с Лондонской фондовой биржей и аудиторской компанией «Куперс энд Лайбранд».

В СССР фондовый рынок формально появился 19 июня 1990 г. с выходом Постановления Совета министров СССР «Об утверждении Положения об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и Положения о ценных бумагах». Я создал первую в нашей стране акционерную компанию «Марка Лимитед» (консультационные услуги), и мы были первыми, кто столкнулся с проблемой открытия тогда в советском банке расчетного счета для акционерного общества. Через некоторое время организовали первую конференцию по фондовому рынку, которая проходила с участием Лондонской фондовой биржи и Министерства финансов РФ.

В тот же период участвовал в обсуждении первых нормативных бухгалтерских документов по акционерным обществам и совместно с Минфином РФ дискутировал по проектам нормативных документов по квалификации специалистов и организаций для допуска к работе на фондовом рынке. Первым в нашей стране я получил и квалификационный аттестат (тогда еще от Минфина). Так для меня начинался фондовый рынок.

РЦБ: Как получилось, что Вы занялись созданием рынка муниципального долга Санкт-Петербурга?

И. К.В начале 1990-х Санкт-Петербург, как и многие города нашей страны, практически был банкротом: бюджет не формировался, банки перестали давать взаймы, уровень кредитования города вышел почти под 200% годовых… И все остановилось: нечем было платить зарплату, погашать коммуналку и т. д. Что интересно, председателем Комитета финансов Санкт-Петербурга в то время был А. Л. Кудрин (экс-министр финансов РФ). В стране не было никаких нормативных документов в области муниципальных финансов и тем более муниципальных заимствований, ни одна из трех действующих бирж в городе толком не работала. Мне предложили заняться вопросом выстраивания долговой политики города, и я взялся за его решение. Совместно с Минфином РФ была написана вся нормативная база, необходимая для займов в Правительстве РФ, был урегулирован вопрос предоставления облигациям города безналогового статуса, но самым трудным было выстроить технику работы: продумать алгоритм действий, собрать необходимую команду. В итоге нам удалось все это сделать, несмотря на противодействие и порой зашкаливающие амбиции отдельных участников рынка. В 1992 — начале 1993 гг., как вы помните, все активно торговали, носили деньги мешками, и это всех очень устраивало. Но при отсутствии
публичного рынка муниципального долга управлять ставкой заимствования было невозможно. Никто и не стремился на рынке к тому, чтобы он был создан. Под 200% город занимать уже не мог, и наша задача заключалась в том, чтобы выстроить нормальное долговое казначейство с реальной ставкой привлечения заимствования на уровне хотя бы в 40–70% (при тогдашней инфляции это означало существенный профицит для бюджета города). Я разработал концепцию муниципального долга Санкт-Петербурга и в рамках компании «АВК» занимался ее практической реализацией на протяжении двух лет.

РЦБ: Когда поступило предложение возглавить ФКЦБ?

И. К.Первое предложение поступило еще в 1996 г. Тогда я не ожидал этого разговора, и хотя в профессиональном плане это было интересно, но бороться ни за одну должность я не собирался. После этого в конце 1998 г. я был приглашен на пост заместителя председателя Комитета финансов Санкт-Петербурга. Скорее всего, это было профессиональным признанием, поскольку в кризис 1998 г. нам удалось добиться того, что благодаря работе рынка субфедерального долга ни один банк города не обанкротился. В тот момент в бюджете Санкт-Петербурга уже было достаточно средств, и город начал активно выкупать долги банков по текущей ставке, в итоге все питерские банки получили так необходимую им ликвидность. Это во многом спасло от глубокого кризиса финансовую систему самого Санкт-Петербурга, которая в те годы была достаточно автономна от общероссийской. В целом рынок субфедерального долга показал очень хорошие результаты и превзошел ожидания. Он действительно оказался эффективнее для эмитента, нежели рынок внешних заимствований. Созданная система управления долгом позволяла реально оценить, во сколько это обходится городу. При правильном управлении публичным долгом ставка однозначно срезается наполовину, а то и больше. Наглядно было продемонстрировано и то, что публичный, прозрачный рынок долга более эффективен.

Тема с назначением на пост руководителя ФКЦБ снова всплыла в конце 1999 г. Моя реакция была примерно такой же: драться за назначение не буду. Поэтому, не скрою, был удивлен, когда во время очередной командировки в Москву я зашел по делам в Минфин к Б. И. Златкис, и она огорошила меня новостью: ей только что сообщили о моем назначении, и это уже появилось в прессе.

РЦБ: Став главой ФКЦБ, Вы достаточно быстро завоевали репутацию весьма жесткого руководителя. С чем это было связано?

И. К.Репутация Комиссии к тому моменту была достаточно сомнительной. Позиция предыдущего руководства заключалась в том, что ФКЦБ не является госорганом, поэтому внутренняя структура носила клубный характер, что было неприемлемо для органа, регулирующего рынок, в том числе это касалось и взаимоотношений с правительством. Длинный стол моего предшественника был на десятки сантиметров заложен стопками неисполненных директив. Мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы во всем разобраться и заставить функционировать государственную бюрократию. Сначала это было встречено серьезным сопротивлением, были угрозы. Ситуация оказалась очень запущенной, пришлось получить согласие руководства страны на увольнение тех, кто не хотел работать в новой команде.

На рынке я был человек не новый, с опытом работы как в России, так и за рубежом, я провел 1992—1993 гг. в крупной управляющей компании в Лондоне, поэтому мне было понятно, чем нужно заниматься. Была утверждена программа действий, она обсуждалась с профсообществом и была сформулирована в Белой книге (которая обновлялась дважды). Больше ни один руководитель регулятора ни до, ни после на столь открытое публичное обсуждение не пошел. В результате нам удалось сделать многое, рынок, который я получил, и рынок, который оставил, — это были два принципиально разных рынка. До меня фондовый рынок был неэффективен, полностью монополизирован, на нем главными источниками доходов были инсайд и манипулирование. Я не могу сказать, что мы все это преодолели, но этически это уже было иначе. К сожалению, не все задуманное успел довести до конца, но целый ряд задач был решен.

Существовала серьезная проблема получения лицензии профучастника для работы на рынке, она создавала монопольную ситуацию, искажала рынок, и нам удалось кардинально изменить эту коррумпированную процедуру. Если компания формально отвечала требованиям, она получала лицензию, после чего за ней устанавливали надзор. Лицензии были ежегодными, мы перевели их на бессрочные (если по истечении года результаты деятельности были положительными, то профучастник получал бессрочную лицензию). Также значительные коррективы были внесены в работу управляющих компаний. На тот момент действовало всего четыре или пять управляющих компаний, и попасть в этот клуб избранных было невозможно, мы смогли разрушить и эту монополию. Лично моей заслугой было то, что мы написали Закон «Об инвестиционных фондах» в том виде, в котором он существует до сих пор. В нем были заложены принципы создания системы коллективных инвестиций, закрытых фондов, которые позволяют использовать их сейчас как государству, так и крупным компаниям и частным лицам для различных целей. Конечно, при принятии данного закона нам пришлось пойти на ряд компромиссов, но все, что было заложено, себя оправдало. Сейчас этот закон требует изменений и доработок, в частности необходимо ужесточать надзор за управляющими компаниями, ввести необходимые требования по корпоративному управлению управляющими компаниями. В то время мы не могли на это пойти, потому что отрасль была очень слабой, и если бы мы установили более жесткие требования, закон никогда не заработал бы. Тогда нам также удалось внести важные изменения в Закон «Об акционерных обществах». Мы сделали его понятнее для инвесторов, были сняты многие проблемы с миноритариями. В те годы бизнес оказывал сильное влияние на Думу. Поэтому мне пришлось договариваться и убеждать многих крупных бизнесменов, чтобы не было противодействия принятию этого документа. Следующим этапом стало создание Кодекса корпоративного управления, что было огромным шагом вперед. Это было коллективное творчество рынка, в разработке Кодекса принимали участие многие крупные эмитенты. До сегодняшнего дня не было придумано ничего более эффективного. Рынок откликнулся на это изменением цен и механизмов ценообразования на акции компаний-эмитентов. Сейчас необходимо оживить данный Кодекс, потому что, конечно, со временем, как и любой другой документ, он формализуется и начинает умирать.

РЦБ: Что не удалось сделать за время Вашего руководства ФКЦБ?

И. К.Не была поддержана наша идея по созданию новых стандартов для фондовых бирж, которые привели бы к большей конкуренции и, возможно, к добровольному слиянию. А еще я мечтал ликвидировать регистрацию эмиссии ценных бумаг госорганами. Также она была всем известна как история о финансовых консультантах. Мы приняли все необходимые нормативные документы, но данная инициатива не была поддержана. Эта тема остается актуальной до сих пор, и я считаю, что решение о передаче регистрации эмиссии на рынок было правильным. Сегодня те же самые люди, которые тогда воспротивились принятию подобных стандартов, признают, что это была их огромная ошибка. Но уже ничего не изменить.

Регулирование — специфическая деятельность, и сами профучастники тогда плохо в нем разбирались, они видели в этом угрозу своим собственным интересам, хотя это было и не так. Если бы тогда работа была организована по нашим планам, то российские профучастники получили бы явное преимущество перед западными. Следствием же противоположной позиции стало резкое сокращение количества профучастников сегодня.

РЦБ: В то время СРО тоже были не в восторге от общения с регулятором…

И. К.Я вообще плохо отношусь к СРО. В России тогда была монополия одной СРО. Впервые саморегулирование появилось в Великобритании и просуществовало 20 лет как форма регулирования или саморегулирования, но четыре года назад эта практика там была прекращена, поскольку уже совсем очевидным стал конфликт интересов, потому что СРО является объединением предпринимателей и не может заниматься регулированием предпринимателей, которые сами ее содержат. Я не вижу необходимости в обязательном членстве в СРО и буду выступать категорически против этого, потому что это опасно, да и просто глупо создавать лоббирующую предпринимательскую организацию, которая будет иметь властные полномочия.

РЦБ: Что Вы считаете ошибками в своей работе на посту руководителя ФКЦБ?

И. К.Я не стал бы делать ничего другого. Мы максимально использовали все возможности, которые у нас были. Я считаю, что в нашей стране до сих пор не было лучшего регулятора, чем ФКЦБ в тот период. В первую очередь я должен поблагодарить своих коллег, которые меня поддерживали, сказать спасибо и тому коллегиальному духу в самой Комиссии, а также участникам рынка, которые активно принимали участие в работе ФКЦБ.

РЦБ: Как Вы относитесь к последующим инициативам по увеличению собственного капитала профучастников?

И. К.Я считаю, что это неверный путь. Потому что все-таки брокер должен быть брокером: он должен иметь компьютер и доступ к счетам. Всегда проще начинать регулирование с собственного капитала, но это убивает конкуренцию и не способствует привлечению клиентов. Я уверен, что Сбербанк никогда не будет убеждать клиента начать работать на фондовом рынке. Лучше бы создать систему для мелких частных брокеров, которые могли бы пользоваться услугами Сбербанка. Например, в США существуют организации, в том числе и крупные клиринговые банки, которые предоставляют комплекс услуг для брокеров.

РЦБ: В нынешней ситуации в регионах вообще практически не осталось профучастников…

И. К.А их и не может быть, исходя из текущих подходов ФСФР. Необходимо было прекратить практику кредитования профучастников деньгами клиентов и кредитование профучастниками своих клиентов, потому что это уже была деятельность не брокера, а банка. По этому поводу у нас и СРО всегда было жесткое противостояние. Регулятор должен четко разграничивать банковскую и брокерскую деятельность. В этой ситуации влияние НАУФОР носило негативный характер. Они, с одной стороны, настаивали на маржинальной торговле, а с другой — хотели низкого требования по уровню собственных средств. Этого вместе не бывает. По уровню собственных средств я их поддерживаю, но нужно понимать, что именно маржинальная торговля, т. е. практика кредитования, была той причиной, которая убила рынок. Мелкие брокеры, безусловно, должны быть, и скорее всего к этому придется вернуться. Если посмотреть на страны — члены ВТО, то, например, в Великобритании требование к капиталу брокеров очень простое: необходимо обеспечить функционирование своего бизнеса в течение 6 месяцев. При выполнении этого условия брокер получает лицензию на работу. Требования к капиталу управляющих компаний несколько выше, но принцип аналогичный: управляющая компания должна иметь достаточное количество средств для собственного содержания. Должен быть жесткий принцип — управляющие и брокеры не должны иметь доступ к средствам своих клиентов. В России же деятельность профучастников позволяет обеспечить этот доступ, и впоследствии это регулируется за счет собственных средств. Это абсолютно не снимает никакие риски, и получается, что мы создаем систему, которая сама себя уничтожает. В связи с этим уходит ликвидность.

РЦБ: Какими будут регистраторы в 2013 г.?

И. К.Я считаю, что регистраторы должны быть крупными. Потому что, во-первых, регистратор — это хранение имущества, что предусматривает ответственность, которая должна быть застрахована. Во-вторых, у регистратора должно быть хорошее реноме (это предполагает обслуживание не менее 70–100 крупных эмитентов), когда в случае потери репутации, а не только лицензии, теряется весь бизнес полностью. Таким образом, в России есть место 30–40 регистраторам. Когда я стал руководителем ФКЦБ, в РФ было более 200 регистраторов, в 2004 г. их стало 70, и это еще один из элементов противоречия с СРО. А противоречие в том, что уменьшение числа регистраторов сокращает и численную базу СРО, а значит, и их финансовые ресурсы. А далее понятно — чистой воды конфликт интересов, типичный для СРО. Но наличие Центрального депозитария в существующей редакции сделает бессмысленным осуществление операций в России, в том числе для мелких инвесторов, так как надежнее, дешевле и проще будет это делать на Западе.

РЦБ: Российский фондовый рынок пришел к тому, что у нас исчезают профучастники, утекает ликвидность, эмитенты стройными рядами уходят на западные площадки и т. д. Ради чего было потрачено столько сил на его развитие в течение 20 лет?

И. К.Когда я уходил из ФКЦБ, ситуация была прямо противоположная. Нынешнему состоянию рынка в значительной степени способствовала деятельность трех последующих руководителей регулятора.

РЦБ: Когда Вы возглавляли ФКЦБ, было ли ощущение, что руководство страны понимает важность рынка капитала?

И. К.Тогда ФКЦБ была в двойном подчинении. Моими прямыми руководителями были М. М. Касьянов и А. С. Волошин (экс-премьер-министр и экс-руководитель Администрации Президента РФ), они точно понимали, что такое фондовый рынок и зачем он нужен стране. Они оба имели практический опыт работы на этом рынке. Роль рынка ценных бумаг определена тем, что он дает экономике. Но чем больше сужается этот рынок, тем меньше внимания обращает на него руководство страны. Регулирование фондового рынка — серьезная задача, носящая критический характер для экономики и имеющая практическую реализацию. Все считают себя специалистами, но, как подсказывает практика, даже юристы, занимающиеся регулированием рынка, плохо представляют себе, как скажутся на рынке меры, принятые регулятором. Управлять регулированием рынка — очень ответственно, на этом посту нужен хороший профессионал, который четко понимает, что происходит на рынке и как должен на это реагировать регулятор. На протяжении последних 8 лет мы, к сожалению, этого не видим, у нас рынок и регулятор существуют отдельно друг от друга. В США SEC — серьезный государственный орган, на который все обращают внимание, а в России далеко не все знают, что такое ФСФР.

РЦБ: Что думаете о планах по слиянию ФСФР и ЦБ РФ?

И. К.Я считаю, что выход на финансовые рынки должен быть у всех стандартным. Потому что деятельность страховой компании и компании по управлению активами очень похожа, и я бы по аналогии с западной системой рекомендовал передать управляющим компаниям работу с активами страховых компаний. Но с закреплением ФСФР надзорных функций за страховым рынком все остальное ушло на второй план, а если туда добавить еще и регулирование банков, то, возможно, и финансовый рынок на этом прекратит свое существование. Я считаю, что если мы хотим поменять руководителя, то это проще сделать иными способами, чем ломать всю структуру органа. Техническая экспертиза, которая существует сегодня у ФСФР, не в состоянии справиться с ситуацией на рынке. И раскроется все это в ближайший кризис. И тогда правительству просто придется обратить внимание на финансовый рынок. Практика показывает, что мегарегулирование прижилось только в странах с небольшим финансовым сектором и где практически отсутствует национальный финансовый рынок. Оно не отвечает требованиям современного развитого рынка. Однако если это рассматривать как вопрос политический, тогда необходимо четко разобраться с рисками.

РЦБ: Как сложилась Ваша дальнейшая жизнь после ФКЦБ?

И. К.После отставки я считал, что мне этически неправильно возвращаться в финансовый сектор. Я искал другие варианты. Идея с Финпотребсоюзом возникла у меня давно, поскольку центром моей деятельности в ФКЦБ было установление доверия на финансовом рынке, этому была посвящена моя работа в качестве председателя ФКЦБ. В России защита прав финансовых потребителей — функционал Роспотребнадзора, а инвесторы остаются незащищены. Во всем мире именно финансовый регулятор обеспечивает защиту прав инвесторов на рынке. Однако проблема была в том, что в России с 2004 по 2008 г. было очень трудно зарегистрировать общественную организацию, поэтому только в 2010 г. нам удалось это сделать. Но сейчас, после 8 лет отсутствия, если бы поступило предложение, я, возможно, его серьезно бы рассмотрел.

• Финансовые рынки
  Многие региональные компании могли бы заняться консультированием, поскольку у них сейчас нет достаточно хорошего бизнеса, чтобы держать капитал, но посредниками и советниками они вполне могли бы быть и зарабатывать при этом на комиссии